|
Вверх
Черемина М.И.
Головкина М.И.
Шолохова М.И.
Лукьянченко А.С.
В.М.Чернышов, П.П.Пертая
Чернышов В.М.
Засорин Г.И.
Дмитрук М.И.
Бендрикова А.И.
Лавренова Т.Ф. |
В прошлом году жительница села Елань-Колено Мария Ивановна Шолохова как
солдатская вдова стала получать значительную прибавку к пенсии. Да
вдобавок к этому дожила до восьмидесяти лет - и опять ей вышла прибавка.
Какой- нибудь новый русский за обедом больше проест, чем она получит за
месяц, но Мария Ивановна почувствовала себя богатой: «Теперь будет легче
расплатиться за уголь, за лекарства. От всего сердца благодарю»…Такие они,
люди военного поколения: пережили много, а благодарить привыкли за всякую
малость. А уж за прибавку к своей невеликой пенсии…« Смотрю по телевизору
передачу про вдов – плачу. Про детей – сирот – опять плачу. Иной раз думаю
- сколько же человек пережить – перетерпеть может». А между тем
собственную жизнь Марии Ивановны лёгкой отнюдь не назовёшь. Давайте
послушаем её бесхитростный и оттого ещё более убедительный рассказ о себе.
Впрочем, о себе ли только? ...
Родилась я в Эртиле.
В семье было четверо детей. Было бы, наверное, ещё больше, да…
Отец наш, вернувшись с империалистической, вздумал
купить паровой двигатель для мельницы. Умные люди продавали, а он купил.
Истосковался за войну по работе, думал: с этим двигателем я горы сверну.
А свернул шею…
Дали ему за «кулацкие настроения» три года. Пока он
сидел, одна из дочерей умерла от голода. А в тридцать пятом году умерла
мама. Отца ненадолго отпустили, а потом опять – туда же. Воспитывались мы
у бабушки с дедушкой. Пока я доучилась до девятого класса, четыре фамилии
сменила. Это чтобы не пострадать как дочь «врага народа».
Забегая вперёд, скажу, что в тридцать седьмом отца
расстреляли. Мы, дети, ничего не знали о нём пятьдесят лет. Уже при
Горбачёве стала писать в разные инстанции. Из Воронежской прокуратуры
ответили, что убили отца в Тамбове. Точнее, «расстреляли по разнарядке» -
эти слова я своими глазами читала.
Ну, вот, отца расстреляли, а нам, детям, как – то надо
жить. Опять же забегая вперёд, скажу, что с началом Великой Отечественной
войны мои братья уйдут воевать, а я.… В тридцать девятом году в наше село
приехал вербовщик и стал звать на работу в Днепропетровск. Думаю: баба с
дедом уже старые, надо самой за жизнь браться. Ну и поехала.
Попала я на оружейный завод имени Петровского. Таскаю
снаряды от станка к станку – тяжело! А что делать? Профессии-то никакой
нет. Однажды вижу на заводской стене объявление «Открываются курсы
счетоводов». А тут и начальник говорит: «Нам учетчик нужен. Пойдёшь
учиться?». Ещё бы не пошла! А потом ещё курсы шоферов кончила, потом
выучилась на токаря 4-го разряда. Попутно закончила десять классов. И всё
– без отрыва от производства. Нравилось мне учиться! Меня собирались
посылать в Москву, в металлургический институт, да началась война,
спутавшая все мои планы и надежды.
18 августа 1941 года отработали на заводе последний
день – и его начали эвакуировать. А 15 сентября в город вошли немцы.
Началась жизнь в оккупации. Самым страшным в ней были
облавы: время от времени немцы оцепляли улицу и всех молодых девчат,
попавших в оцепление, сажали в товарные поезда и отправляли на работы в
Германию. От этой участи меня спас… сын.
Замуж я вышла в сорок втором; муж работал на железной дороге,
а я вместе с другими женщинами моталась по деревням, меняла вещи на
продукты. Вскоре стали ждать ребёнка. И вот однажды, когда ещё носила
Виталика под сердцем, попала в облаву. Говорю немцам: я беременна. А
порядок был такой: если у молодой женщины первая половина беременности –
её тут же «числят» в вагон. Если вторая половина – отпускают, - кому такие
работники нужны? Вот я и согласилась на вторую половину, хотя до неё было
ещё далеко. Мне сказали: неси справку. Собрали мы с мужем харчишки,
какие нашли дома (полкило сала, макароны – в военное время это было
немало), и получили-таки нужную справку.
2 марта 1943 года сынок мой появился на свет. Роды
были тяжёлыми: два дня я металась и кричала; в конце - концов, муж
отправился искать какого-нибудь врача. Только он ушёл – забегает соседская
девочка:
- Тётя Маша, а где дядя Вася?
- Врача, - говорю, - пошёл искать.
- А там на Первой Чечеловке (так называлась улица)
мужиков вешают.
Сердце у меня так и оборвалось… Дело в том, что
накануне к городу подошли советские танки. Наши безоружные мужчины,
обрадовавшись близкой свободе, принялись бросать в немцев камнями,
поленьями – кому что под руку попадалось. И на следующий день немцы
«украсили» Днепропетровск виселицами. Видно, от страха, от ужаса перед
тем, что могло случиться, я и родила. А тут открывается дверь, и заходит
Василий – целыё и невредимый. «Сынок, - говорю, - у нас». Лицо его так и
засияло…
Спас меня сынок и ещё один раз, когда ему был… один
месяц отроду. Неподалёку от нашей улицы располагался
ремонтно-механический завод, мы частенько ходили туда с кочерыжкой да
мешком, чтобы угля набрать. За это могли убить, да… отапливать дом надо.
Вот однажды набрала я угля, а тут и облава – улицу оцепили полицаи и
немцы с собаками. Куда деваться?! Схоронилась в развалинах какого-то
дома. Вдруг слышу по другую сторону оцепления плач своего ребёнка:
родственница, с которой я оставила его, меня не дождавшись, пошла на
улицу. Надо выходить.… Ну, думаю, будь что будет.… Выхожу из укрытия,
шумлю немцам: это мой кляйне киндер, я матка. «Шнэль, шнэль», - кричат на
меня. Завели в какое-то помещение, там переводчица была. Приказали
обнажить грудь, и эта переводчица собственноручно стала выдавливать из неё
молоко. Если бы не молоко – меня тут же в вагон, а ребёнка в детдом….
Опять меня спас мой сыночек!
Мы с ним к партизанам ходили. Муж, Василий, связан был
с партизанами. Однажды он поручил мне отнести к ним пакет. Собралась,
взяла Виталика (ему уж полгода было) на руки: мол, в деревню иду. За
городом догоняет меня машина, в кузове в два ряда немцы сидят.
Остановились: « Матка, матка, садись!». Сердце у меня враз где-то под
горлом оказалось…. «Нет, - говорю, - мне уже близко, драй километров».
Поехали. А я перекрестилась, пакет под грудью поправила – и дальше пошла…
Осенью сорок третьего немцев из Днепропетровска
выгнали. А в апреле сорок четвёртого я проводила мужа на фронт. И через
два месяца получила на него похоронку. В похоронке сообщалось, что «труп
Шолохова Василия Александровича остался на территории, занятой
противником». Было ещё письмо от боевых товарищей мужа. Они писали, что из
семи танков, ушедших на задание, вернулся только один – вот из него-то и
видели, как Вася лежал обочь дороги, пополам перерезанный. Было это в
Румынии, под городом Яссы.
Не выходит из памяти ещё один жуткий эпизод войны. В
том же сорок четвёртом я поехала с сыном в гости к дяде – он жил в
деревне под Днепропетровском, огороды выходили прямо на Днепр. Начиналось
лето, было жарко, пошли мы купаться. А у меня привычка: когда купаюсь –
щупаю ногами дно: далеко ли, глубоко ли заплыла. Вот и на этот раз –
достаю ногами дно, а оно мягкое-мягкое, ноге даже приятно. Второй раз
достаю, третий…. Плыву дальше и чувствую, что сзади меня что-то
появилось. Оборачиваюсь: мамочка родная, труп красноармейца! Его,
выходит, ногами трогала…. Руки-ноги мои отнялись, задеревенели, - ну,
думаю, не доплыву до берега, до сыночка.
Доплыла. На берегу рассудили: видно, солдатик погиб в
прошлом году, при форсировании Днепра, зиму на дне перезимовал, а теперь я
его растревожила…
Не скажу, что после войны жилось легко: закончить
техникум, чтобы приобрести, наконец, надёжную женскую специальность, мне
удалось только к сорока пяти годам; 17 лет после того я проработала
бухгалтером в Еланском рабочем кооперативе. Сыночка растила сначала
одна (в единственном платье зиму и лето, мясо знала только на запах - это
чтобы он его знал на вкус…); потом сошлась с одним человеком, ещё сына
родила. Копили деньги на машину, да в девяносто первом государство их
«съело». Но - слава Богу – успели купить домишко. Стоит дом на берегу
реки, и так хорошо здесь, особенно летом, - всё зелено, от реки
прохлада…. Словом, на жизнь я не ропщу. Только бы не случилось самого
страшного – войны…
Материал к публикации подготовила
Н.
МОЛОВЦЕВА.
|
